В квартире Василия завелся поэт. Ему задолго до этого жена говорила, что пропадает выпивка из холодильника и хлеб из хлебницы, но Василий не верил и все списывал на обычную бабскую манеру заполошничать по пустякам.
- Ну откуда поэту взяться? - возмущался он. - Вроде ж и чисто тут, и гитары не держим, и вслух не читаем ничего. И в на полках только проза. Ну откуда поэт-то?
- Даа. А я в ночи на кухню зашла, свет включила... Каак метнется тень какая-то за плиту! Кому еще быть-то?
читать дальшеА позавчера я случайно так крышкой от кастрюли - дзыынь. А мне шепотом «Остынь, полынь, латынь». Рифмы подбирает. А самого, главное, не видно.
- Да показалось тебе. - отмахивался Василий...
И вот однажды, Василий посреди ночи решил вдруг водички попить. Вошел на кухню, щелкнул выключателем и обнаружил за столом настоящего поэта. Поэт пил водку и закусывал хлебушком. От света он заморгал часто и потер сильно небритый подбородок. Может руки чесались, а может и подбородок.
- Твою мать! - удивился Василий присутствию поэта.
- Давайте восклицать, потом уж допивать. Затем уж доедать. О маме вспоминать! - засуетился поэт.
- Отвратительные стихи! - хлестнул наотмашь критикой Василий.
- Я знаю! - увернулся от критики поэт. - Я графоманю от тоски, сплетаю в рифмы буквы, строки. Кипят от творчества мозги. К чему так критики жестоки?
- Ну это уж наглость совсем! - задохнулся Василий и навис над поэтом. - Совершенно не выдержан размер, рифмы глупые, стихи ни о чем.... - И остановился, глядя как на глаза поэта наворачиваются слезы.
- К черту! - зарыдал в голос поэт. - Добивай уж. Давай! Про Бродского скажи! Давай, давай! Мешаю всем - чего б не добить. Давай. Скажи о стихах на уровне начальной школы.
Сжалился Василий, глядя как вздрагивают плечи поэта. Он налил в стакан водки, достал из холодильника колбасы и сказал:
- Выпей вот. И поешь. Разнюнился весь...
Поэт заправски опрокинул в себя стакан, занюхал колбасой и сказал:
- Дааа. А знаешь, какие мы ранимые? Знаешь? А чего вы против нас имеете-то? Что мы вам сделали-то?
- Ничего. В этом-то и дело. - сказал Василий. - А ведь и не денешься от вас никуда. Куда ни плюнь - двух поэтов забрызгаешь.
- Убить поэта каждый рад, за рифму, за душУ, за слово...
- За душУ. - передразнил Василий. - Я неправильно поставил удобрение. Художественный прием такой. Эх ты, рифмоплет...
- За рифму бить меня не станут, а за распитие прибьют. - опять забубнил поэт.
- Ааааааа!! - закричала за спиной Василя супруга. - Поэт, поэт!! Господи! Прибей его!!! Ааааа!
- Цыц, сирена! - цыкнул Василий. - Ну поэт и поэт. Чего орать-то? Ты посмотри на него. Он ручной совсем. Прозой иногда говорит.
- Не буду, не буду, не буду! - верещала супруга. - Противные они!
- Ну противные, конечно. А этот - ничего вроде. Ну посмотри. - уговаривал Василий.
Супруга посмотрела на поэта.
- Здравствуйте. - сказал поэт. - Вы очень симпатичны в этой ночнушке.
- Какой милый! - ахнула супруга. - Проза. Умничка какой.
- Я вашей статью очарован! И голоском почти взволнован! - выдал поэт.
- Ай-ай! - взвизгнула супруга Василия. - Пусть он не переходит на рифму.
- Ну ты. - осадил поэта Василий. - Ты давай сразу не елозь. Пусть попривыкнет женщина.
- А пусть он у нас останется жить! - совсем уж нелогично предложила супруга. - Забавный такой.
Так и остался поэт у Василия. Гости как приходили, удивлялись постоянно - надо же, ручной поэт. А поэт им улыбался мило, водку пил с ними, разговаривал о футболе, о политике, о бабах. И все в прозе. Все удивлялись - вменяемый какой поэт завелся у Василия. Злые языки утверждали, что это породистый, но одичавший поэт. Но Василий говорил, что у доброго человека и поэт-любитель будет вести себя как человек.
А уж детям сколько радости было. Сядут они вокруг поэта и слушают. А он им ерунду всякую читает про «Сядем, сядем на пенек, в этот пасмурный денек. И зайчатки, и жучок - все присядут на пенек». А детки веселятся, в ладошки хлопают. Дети - они такие. Им что не прочти - все им высокая поэзия и все в радость. Главное, чтоб дядька взрослый им читал, а не уходил водку пить.